ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗМИЙ

Политработа Фурманова сводилась к мероприятиям: как лучше организовать время личного состава чапаевской дивизии. Поэтому везде рдели лозунги: «Пьянству бой!», «Враг не спит!», «Дурман религии - вон из армии!».

Постоянная занятость бойцов в таких мероприятиях мешала прославленному начдиву Чапаеву выявлять Белые армии. Трезвые бойцы просто не хотели замечать беляков в голой степи даже ночью, хотя религиозно верили, что Белые армии не спят!

Они же, Белые армии, для Чапаева слыли неким белым бельмом, сродни белых пятен, таким, что было похожее на бельмо у Петьки на глазу.

Белое бельмо Петьке на глаз водрузила Анка, при изучении пулеметного дела. Показывая Анке деталь пулемета «прицел», Петька, как-то небрежно, напомнил о прицеливании к цел...

На этом слоге и схлопотал, как говориться, в глаз. Бельмо разрослось, и только красной повязкой можно было скрыть его на Петькином лице.

 

Чтобы избавиться от комиссара Фурманова на некоторое время, освободить бойцов для ратных дел, Чапаев созвал совет своих верных людей.

Петька, с повязкой на глазу, был похож на капитана «Летучего голландца» и все к нему прислушивались, как к лидеру, даже если бы Петька предложил бы вышить  на красном знамени «Веселого Роджера»...

На совете разные были предложения: послать комиссару черную метку, пропустить его через строй с розгами. Кто-то предложил напоить комиссара самогонкой!

Большинством последнее предложение не было поддержано из экономических, моральных и политических соображений, ведь самогонка самим нужна!

Согласились на то, чтобы послать Фурманова с секретным пакетом в Китай или Индию. По крайней мере, он сможет вернуться оттуда под конец Гражданской войны...

На том и порешили.

Только адрес был немного изменен. Фурманов направлялся в Москву, лично к товарищу Владимиру Ильичу Ленину, понятное дело, с секретным пакетом.

Совет закончился под утро.

 

Сургуч для пакета содрали из старой довоенной депеши, которую, по словам Петьки, не успел сожрать деникинский шпик-почтальон, как бы ему эту депешу в рот не запихивали.

Конверт соорудила Анка из фотокопии портрета Николая-второго в военной форме... Ибо до появления в чапаевской дивизии комиссара Фурманова все считали, что энтот портрет есть фотографической физиономией Александра Васильевича Суворова и бережно его хранили на видном месте, на манер иконы.

Когда Анка придавала портрету форму конверта, в ухе Николая образовалась дыра...

-Император вшивый! - Ругался Чапаев. - Кабы не секретное письмо самому Ленину, спользовал бы тебя в уборной!

-Гнилой монарх, - подсказала Анка, - только руки измараешь, Василий Иваныч.

-Тады... Тады... - Чапаев стал было думать, чего бы он сделал «тады», да вдруг заметил, что через дырку в ухе конверта смотрит правый глаз Николая...

-Вона тады что! - Возмутился начдив. - Каков подлец! Дорогу к Ленину проглядеть вздумал!

И уж было размахнулся Василь Иванович шашкой, чтобы продырявить глаз императору, как тут Анка:

-Тихо, Василь Иваныч, комиссара разбудишь. Чичас я сама с монархом погутарю...

Она ходила с конвертом взад-вперед, чего-то шептала, плевала и, наконец, залепила дыру шкуркой от картошки, залила ее сургучом.

Текст для Владимира Ильича отыскать было трудно. Вернее, сказать вождю революции было что, а вот записать на бумагу некому. В чапаевской дивизии было только два грамотея: собственно сам Фурманов и убежавший из Томского цирка-шапито пудель... Пудель умел считать цифры до пяти и читать названия большевистских газет «Искра» и «Правда».

После долгих раздумий Василий Иванович решил ничего не посылать Ленину, окромя пустого, запечатанного сургучом конверта. Во-первых, потому, что конверт Анка залила сургучом и в него уже ничего вложить невозможно, а во-вторых, если Ленин есть великий человек и гений, то он и без всего писанного поймет, что хотел сказать ему прославленный начдив!

 

-Решил я послать тебя в Москву, - по-дружески, с красными от бессонницы глазами, предложил Чапаев комиссару ровно в семь часов, во время приема по личным вопросам.

-На ловца и зверь! – Обрадовался комиссар. – Я и сам хотел в Москву смотаться. Пришло время, начдив, всю твою дивизию на колеса ставить!

Василий Иванович не мог представить всю свою дивизию на колесах. Он мог бы представить одного бойца на колесе, но это был бы уже не боец, а какой-нибудь эквилибрист… Цирк получается, а не война!

-Ну, это ты, того, зверя в Москве нету, выбила его Красная армия, и ловить там тебе нечего! – Строго заявил Чапаев. – И не для того моя дивизия на копыта поставлена, чтобы ейную на колеса, как в цирке… Вот тебе пакет секретный, лично Владимиру Ильичу передай. Ты человек грамотный – тебе пакет и в руки!

 

Когда Фурманов отбыл из дивизии, Чапаев сонно усмехнулся: «Ловец, туды  твою!.. Пока он зверя в Москве искать будет, мы тут пару Белых армий наголо и порежем! Циркач… Эквилибрист…» Так и заснул начдив сверху развернутого плана боевых действий, а первый разведэскадрон уже ускакал в направлении вражеских позиций. Во главе эскадрона весело размахивал шашкой красноармеец с красной повязкой на глазу.

 

Проспал Василий Иванович часов так  десяток к ряду, а когда проснулся, сразу Анку к себе приказал:

-Ты, Анюта, сны вещие разгадывать могешь?

-Чаго я только не могу! – Похвасталась Анка. – Матушка моя, перед тем как ее сожгли на костре мироеды капитала, всему меня научила: и порчу всякую на скотину навести, и мужика какого от двора отбить…

-Тады скажи мне, чего бы значило: толи скачу я, толи стою посередине степи, а надо мною яйцо, как слон, сверкает, мигает. И голос как бы небесный «Бросай Васька братоубийственную войну, не то утопим в речке, как паршивого кота»…

-Так ведь ведомо к чему это, - воскликнула Анка, - к непогоде! Снег пойдет!

-Какой снег, Анюта, лето же нынче?

-Ну, значит, известие получишь, особой важности! – Фыркнула Анка. – Вона Петька с разведки бежит.

Петька ворвался в штаб весь потрепанный, с перебитой шашкой, даже повязку красную потерял и зловеще  сверкал бельмом налево и направо.

Анка от такого его вида простила все на свете и уже согласна была продолжить науку пулеметного дела… Но, подумав, удалилась, испугавшись.

-Василий Иваныч, ты змиев видал? – Ошарашено спросил Петька.

-Белые, Петька, все змии! – Ответил уверенно комдив.

-Да не, Василий Иваныч, настоящих змиев – железных!

-Железного Феликса видывал, а вот кто таков железный змий?

-Ого! – Докладывал Петька, - Это что в книжках пишут: огнем дышит, головой вертит, в землю зарывается! Об его шкуру мы все шашки поломали, а он, гадюка, из своего единственного глаза огнем стреляет. Вона мне буденовку продырявил…

Глядел Чапаев на дыру в буденовке и думал: «Видать косой, змий-то»… А вслух сказал:

-На, вот, прицепи звезду, и незаметно будет! Эдакой звездой я все дырки затыкаю. У Фурманова их навалом!  А теперича веди меня, Петр, на змия того поглядеть. Не верую я в сказки – не интернационал это, чтоб в их верить! Не пристало и красноармейцам в сказки верить.

И накинул Чапаев на себя бурку, всю увешанную красными звездами.

-Моль, зараза, поточила! – Оправдался он перед Петькой.

 

Пять суток наблюдали из засады Василий Иванович и Петька за действиями змия. Но тот стоит себе посередине степи и никакой стратегии не проявляет…

Особенное внимание змию уделялось ночью. Но и тогда он, весь освещенный звездами, наводил тень на плетень своим бездействием. Петька, от скуки, грыз ногти.

-И чего он, змеюка поганый, высиживает? Умер что ли?

-Сдается мне, - сказал Чапаев, - не змий это! У змия должно быть не меньше как три башки, хвост аршин десять, и крылья птичьи…

-Ну, положим, - рассуждал Петька, - пару голов в прошлой атаке мы ему оттяпали, хвост сам отпал с испугу, как у ящерицы, а крылья… Так-ить, змий-то железный! А стало быть ненормальный…

И тут Петьку осенила догадка, что он чуть палец себе не откусил:

-Родился он таким, понимаешь?

-Не мути! – Обрубил Чапаев. – Задницей чувствую я, не змий это! Коли ты змий, то должен быть ползуч! А может ты, одноглазый, не тем глазом смотрел?

Петька от такого оборота половину ногтя забыл выплюнуть и закашлялся. А Чапаев сердито продолжил:

-Не верую я в сказки, хотя, однако, не мешало бы эту белогвардейскую нечисть прощупать сабельной атакой.

-Так щупали уже! – Обиделся Петька. – Вона все шашки пополам!

-Это ты Анку так щупать будешь, пополам! – Разозлился Чапаев. – А в тактику боя не лезь. Не твое, одноглазый дело! Чичас же снимаем пост наблюдения и поднимаем дивизию в атаку!

 

В Москве, в наркомате обороны, Фурманов подал заявку на обеспечение чапаевской дивизии броневиками и бронепоездами. Но нарком вежливо заявку отклонил, ссылаясь на то, что бронепоезда Чапаеву в Уральской степи не нужны, ему нужны бронепаромы или бронелодки, которых еще не придумали,  а броневики еще не отбиты у господина Петлюры.

Но, все же, учитывая вклад чапаевской дивизии в исход Гражданской войны, нарком наградил чапаевцев автомашиной, экспроприированной у убежавшего авиаконструктора. А еще, лично от товарища Сталина, лично для Чапаева, был передан кулек апельсинов, подарок от грузинского народа.

На капоте  автомобиля красной краской было начертано: «Даешь Деникина!», а ниже, золотыми: «Наше дело правое – левой!».

 

Комиссар Фурманов возвращался в дивизию на автомашине, которая блестела свежей краской и оставляла за собою  клубы вонючей пыли. Комиссар думал о словах, сказанных на прощанье наркомом: «Защитить завоевание холодного Октября – это, значит, не утопнуть в теплом Июле! Не в кошки-мышки мы должны играть с беляками!»

И, вдруг, где-то в районе дислокации Чапаева, узрел комиссар в степи брошенный танк.

-Вот, удача! – Решил комиссар. – Теперь мы покажем белякам кошки-мышки! Попробуйте против танка голой шашкой! Да вот и пример – сколько вокруг танка сабельных обрубок валяется… Дурак какой-то атаковал.

Фурманов припарковал автомобиль к борту танка, а сам залез во внутрь бронированного механического зверя.

 

Дивизия Чапаева, шашки наголо, неслась по степи с сумасшедшей скоростью, заходя с двух сторон к железному змию. Неустанно строчили пулеметы максимы с тачанок, поражая цель: огромного железного змия,  а рядом, маленького змееныша.

-Вона чего змеюка неделю не двигалась, - объяснялся Петька, - она дите высиживала! Сука, стало быть, змеиная!

Когда атака с двух сторон пронеслась мимо гадов ползучих и конные отряды развернулись для повторного разбега, то от подаренной наркомом автомашины осталась неопределенная груда механических частей. Танк все выдержал, бронированный, как ни как!

Фурманов, чуть было не побелел, сидя внутри танка, и, ни живой, ни мертвый, догадался выбросить вверх свое исподнее белье на манер белого флага.

-Во, как надобно! – Гордо заявил Чапаев. – От одной атаки змеюка белый флаг выкинула…

-Боится, чтобы ей яйца не подмяли. – Радовался Петька. – Плодючая, видно, зараза. Вона сколько икры оранжевой размусорила вокруг себя и дитяти…

-Возьми, Петр, пару эскадронов и конвоируй эту гадину в штаб дивизии! – Приказал Чапаев. – Тады разберемся откудова такие отродья ползают по стране Советов и сеют апельсиновую икру по степи…

 

Танк припарковали к забору штаба дивизии. Он красовался будто железный сфинкс у гробницы фараона. От автомашины остался только капот, где красными буквами «даешь…», а золотыми «…право…».

Фурманов приказал бойцам капот поровнять и дописать недостающие буквы, прикрепить капот на стену штаба, как агитацию.

Василий Иванович был в состоянии полнейшего конфуза. Он отцеплял со своей бурки красные звезды и слушал воспитательную речь комиссара:

-Учиться тебе надобно, Василий Иваныч, учиться! Бить белых в июле, это не в кошки-мышки играть в октябре…

-Это все Петька, - оправдывался Чапаев, - змий, говорит, железный, высиживает, говорит…

-Ну, с Петькой мы еще разберемся, куда его бельмо белое смотрит. Но ты-то, Чапаев, опытный полководец, награжденный самим наркомом автомобилем, а Иосифом Виссарионовичем лично апельсинами, поступаешь не по-ленински – с шашкой на танк. А ежели бы в нем сидел не я, а женщина, например, с дитем малым, что тогда? Ты и на нее всю дивизию поднял бы, шашки наголо?..

-Не-е, - запротестовал Василий Иванович, - для женщины и одного Петьки хватило бы! Да и я сам бы не прочь бабу из танку выкурить. Кабы эксперимент был бы. Я прикажу Анку в танк запереть… Вот, только, дите где взять?..

-Эх, ты, стратег! – Пожурил Чапая комиссар. – А что бы сказал бы Владимир Ильич, когда узнал бы, что прославленный начдив воюет с бабами и детьми малыми? А?

-Ну… - Еще больше сконфузился Чапаев. – Ну ты, не перегибай-то! Скажешь еще, воюет! Ты-то пакет секретный Ленину передал?

-Не пришлось, Василий Иванович, мне Ленина видеть. Архизанят он. Но пакет твой передал лучшему другу и соратнику Владимира Ильича – Иосифу Виссарионовичу Сталину. Он сказал, что обязательно твой пакет Ленину покажет в развернутом виде, чтобы он на портрет взглянул, а тебе вон апельсины прислал и просьбу частного характеру…

-Какую такую просьбу? – Пробудился от конфуза Чапаев.

-Просил он у тебя узнать, не глубока ли речка Урал? Не то в Москве жара стоит, даже искупаться негде…

 

-Шутник, однако, соратник… - Тихо, про себя, заметил Василий Иванович. – А все-таки  врешь, не возьмешь!

Write a comment

Comments: 0