ФУРМАНОВ

 

 

Комиссар Чапаевской дивизии отодвинул перо, сложил листы бумаги трубочкой, перевязал их ленточкой, опечатал их печаточкой, и на контрольке написал роспись: «Фурманов. До сентября не вскрывать». А сам комиссар имитировал упражнение с гантелей и вышел подышать воздухом уральской степи.

 

Среди белой дымки, или серой дымки, коим цветом служила ковыла, разнообразные бурьяны и кустарники, не считая солонцовых грубозёмов, блистала искра чистого золота, даже так, что Фурманов глаза прищурил… И что ж там за светопреставление? «Пройдусь, рассмотрюсь» - решил комиссар.

 

За кустом кизила два человекообразных объекта чегой-то делили, разрывая предмет на половинки.

 

- Мое! Энто я у прапорщика стибрил! – не унимался Петька и тянул на себя.

- Ды ты знаешь, что энто мое, по сроку службы! – Не унимался Чапай и тянул так же на себя.

- Ты, Петро, перешел всяческие границы уважения и понимания своего командира! Устав Красной армии не чтишь, прелюбодействуешь с пулеметчицей, не обучаешься алфавиту, не могешь отличить красное полотно от белого, а тем боле первый Интерниционал от третьего, туты твою портсигара мать!

-Уважаю я тебя Василь Иваныч, но моё энто! Я у прапорщика стибрил!

-Мало ли кто чего у кого стибрил! Я вона у Фурманова декларацию меньшинств стибрил, и што? Меньшинствам помогло, энта декларация?

-Дак ты ж её папиросой палил, а опосля топтался, как конь, каблуками по егойной декламации…

-Отдай! Не буди зверя! Не то нарядами засужу!

-Ды хоть наряды, хоть смерти мгновенной, моё энто!

 

Фурманов смотрел на сцену великого раздела блестящего, как золотая звезда героя, предмета, в народе прозванного – портсигар. И вдруг почувствовал себя  царем Соломоном – справедливым. Судейным, стало быть, топорищем Фемиды и еще множеством разделительных знаков человеческих претензий друг к другу. И появился из-за куста кизила, как фигура не заинтересованная.

 

-Что разделяем? – Задал коварный вопрос комиссар спорщикам. Чапай и Петька отпустили руки и портсигар обрушился вниз, прекратив идиотическое свечение бликами степного солнца.

- И шо ж теперь? – Развел руками Чапай, - Мне энтот портсигар  с земли доставать?

- А на кой он тебе нужен? – Фурманов посмотрел в глаза Василию Иванычу.

- А как же я? Вот на белом коне, впереди всей дивизии, а в руках портсигар незыблемой красы, круче шашки! Нечто отдать портсигар Петьке, чтоб курил из  негойного папиросы?…

- Моё энто! Я у прапорщика стыбрил. – Петька вспомнил законы беззакония про контрибуцию и еще пуще стал багроветь…

 

-Так, спорщики, - раздвинув руки как рефери, произнес притчу комиссар, - ежели неделимое разделить революция получится! Что, собственно, мы имеем как наглядный пример! А если подойти к разделу творчески, то то золото, какое блестит, совсем не золото. А камуфляж. А если бы был бы, скажем, не портсигар, а дите малое, что тогда? 

Дите на половину разодрали бы? А вот золотой унитаз разорвали бы? Да нет, конечно, принесли как презент.

-         Дык мое энто! – Петька не унимался.- Я у прапорщика стыбрил.

А Чапай поплыл, он по другому не сумел.