СКУКА ЗЕЛЕНАЯ

Все походы да походы, да шашки наголо, да крики: «белые»… А бывают дни в засаде для чапаевской дивизии – тоскливые, размеренные по часам и расписанию, согласно устава РККА, какой каждый боец нарушал насколько мог, исходя из личного состояния самоанализа. Анка гадала на картах, предвещая построение Беломорканала. Петька плевал в реку Урал и глядел на расходящиеся от этого круги, не зная, что такое же занятие уже проделано в истории слугой д’Артаньяна, только на другом конце Европы – в реку Сена.  Один неугомонный начдив Василий Иванович Чапаев никак не мог понять, чем занять свои руки и ноги, а главное командирскую голову, в дни невоенной стабильности. Шарился туда-сюда по дивизии: то Анку ущипнет, то Петьке подзатыльник приложит, а то вообще прицепится к бойцу, дабы надраил сапоги до блеску…

-Вот скажи, комиссар, - обратился Чапай к Фурманову,  - чего ты делаешь, когда делать нечего?

-Досуг это первейшее задание самоорганизации пролетария! – ответил комиссар. – Я вот, например, книгу пишу…

-Дык ты не комиссар, а стало быть, писатель, йось твою Достоевского…

-Ну не то, чтобы писатель, так, хобби имею, пописываю.

-Пописывать и я могу! – Заявил Чапай.

-А еще я депеши перечитываю, чтоб наверняка знать линию партии, - изменил писательскую тему комиссар, испугавшись за результаты писаний командира дивизии. А чтоб наверняка увести Чапая от писательской стези, добавил: - Ленин, тот, например, ходаков принимает…

Знал комиссар, как уважает начдив Владимира Ильича, от этого хитро подмигнул.

«Да!» - подумал Чапай, - «На то он и Ленин – ходаков принимать в Москве, где же ж тут возьмешь ходаков в уральской степи? Линию партии я и так знаю, нахрен мне депеши! А вот с книженцией-то надо бы разобраться».

 

Призвал Чапай Петьку:

-Вобчим так, Петро, кончай воду баламутить, от твоих плевков скоро вся рыба издохнет! У нас теперича свой хобот – книгу писать будём! Как писать знаешь?

-Откудава? Я и буквы то знаю только две: «азь» кажется и, как ее, «юдифь»…

-Ну, энто не важно. Видывал я, как писарь писал мне метрику. Там перо должно быть, да чернильница. Чернильницу и бумагу я у Фурманова гребану. Листов десять на книгу, думаю, в раз. А ты, Петр Лексеевич, притащи-ка мне перо, да пошустрее! А не то, распишу тебя как-то по закону революционного времени!

Почесал Петька затылок:

-И гдешь энто перо искать? Снова штаб Деникина посшипать? На дороге-то перья, поди ты, не валяются… Может химическим карандашом обойдемся?

-Я тебе чичас обойдусь вон тей-то обоймой, а опосля посшипаю! – Потряс Чапай перед носом Петьки наганом и тот испарился на поиски. 

 

Фурманов, в задумчивости над написанием еще одной главы, глубоко всматривался в даль фотопортрета Льва Троцкого, создателя Красной армии, вырезанного из газетной заметки, решая сделать из него бумажный кораблик. Далеко ли понесет кораблик, сделанный из такой неутопимой личности, Октябрьскую революцию на волнах мирового коммунистического террора? Махно бы понес! И тут Фурманова понесло словословием, какое необходимо немедленно записать. Он схватился за перо и… тыц-тыц. А чернильницы-то нету. Тьфу ты нуты! И только моль от бурки Чапая проскакала по недописанным главам…

 

 

Свою писательскую кабинету Чапай устроил под березой на пне. На пне стояла объемная японская бронзовая чернильница, вся счеканена львами, с откидной крышкой, она своим весом удерживала пару листов бумаги от дуновений поэтического ветерка. Глядя на чернильницу Василь Иваныч размечтался: вот опишу, падлу комиссара, как он, пидар, на Леву Троцкого засматривается… Извращенец, туды твою!  Только вот для энтого дела бумаги маловато прихватил. Вся бумага у комиссара исписана каракулями какими-то, совсем не буквами. Буквы должно быть ровными – палочка, палочка, огуречик…

Чапая от раздумий прервал гогот придушенной птицы и на глаза явился Петька с гусем в охапке.

-Во на! – пыхтел Петька, - Во на сколько перьев достал!

Чапай ошеломленно глядел на гуся, а тот в свою очередь смотрел на Чапая стеклянными глазами и гневно шипел: «э-гэ, э-гэ, писшатель!»

-Ну и что мне с ним делать, как я гуся в чернильницу засуну? – Рассерчал Чапай.

-Дык обсшиплем на раз!

Петька схватил гуся за крыло, тот боднулся, вырвался и с криком «э-ге придурррок!» запрыгал лопотя крыльями за кусты шиповника. И только меткий выстрел начдива из нагана остановил белую гусиную контрреволюцию.

Глядя на труп гуся, Чапай обратился к Петьке:

-Ты вот что, Петр, сходи-ка к Анке, пущай обсшиплет энтого гуся. Перья пойдут куда следует, а самого гуся зажарим, тудыт ему путь!

 

От пригорка, где стояла береза, растекались струйки аппетитного запаха, возле пня догорали уголья костра. На пне, на белых листах чапаевской книженции, попыхивал  пряностью жареный гусь, приглашая двух писателей и одну оккультную поэтессу к трапезе.

-Самогону не хватает! – высказал мнение главный писатель в накинутой бурке, с шашкой у пояса и папахой набекрень, тобиш сам начдив Чапай.

-Дык вона чернила на спирту есть! – подсказал Петька.

-Давай, Анюта, испробуй напиток! – приказал Чапай Анке, - Авось пойдет внутренне, тагды уж и я, а то, не ровен час, комиссар отравить меня вздумал!

И глотнула Анка, потом Петька, потом и сам начдив, а уж гуся ломтями запихивали во рты со смачным причмоком. А когда трапеза закончилась, и Анка косточки гусиные в куст шиповника выбросила, улеглись на травке под березкой с мечтательными фиолетовыми губами.

-Ну, рассказывай, Аня, какая там тогда жизня будет? Много Беломорканалов построим? – полусонно спросил Чапай.

-Ох и много, Василий Иванович! – ответила поэтесса-пулеметчица, - и Днепрогэс, и Магнитку, и Комсомольск…

-А где-то энто?

-А бес его знает! Мои карты на всю длину страны Советов не помещаются. На тузе пиковом заканчиваются. Еще одна колода надобно.

-Эх, разобьем белых, достану я тебе, Анюта, ишо одну колоду…

-Маловато будет…- прогундосил Петька, потягиваясь под березкою.

-Чего мало? – вздрогнул Чапай.

-Чернилов маловато!

-Ну, энто все, што было у комиссара…

И тут Анка встрепенулась:

-А настойка брилиянтовой зелени подойдет? Давеча для дивизии на слады литру прислали! На спирту зелень-то!

-Так, вот, - озвучил Чапай приказ, - Петро, бери тару, вон, чернильницу, и дуй на склад, за брилиянтом! А мы тут с Анютой об грядущем погутарим… об стройках.

 

Петька с неохотою поплелся на склады, а вот погутарить об стройках Чапаю не удалось. Его физиономию с фиолетовыми губами приметили еще издали ходаки-крестьяне во главе с комиссаром Фурмановым. Группа крестьян нерешительно мялась перед самим Василием Ивановичем, кой выделялся небесно-фиолетовой строгостью губ. А фурманов вообще-то наглел.

-Ты, начдив, мою чернильницу спер? Признавайся, не то докладную в центр накатаю!

-Как же я? Придумал тоже… Может Анка? Боец, ты не брала у товарища Фурманова чернильницу?

-Не-а, - кокетливо ответила Анка и улыбнулась томно-фиолетовой улыбкой.

-А вам чего? – Чапай обратился к ходакам.

-Да, вот, понимаешь, батенька наш, чаво получается, - высказался самый смелый, - белые приходят – грабят! Красные, понимаешь ли, приходят, и то же грабить начали!

-Это ж хто?! – Возмутился Василь Иваныч, выхватил наган, - Хто ж таков, мерзавец?! Чего грабонули?

-Да вот, гуся у Кузьмы увели, да так ловко, что и заметить не успели…

Анка улыбаясь смертоносной фиолетовостью стала растягивать галифе и прикрывать от глаз присутствующих куст шиповника.

-Накажу! Найду мародера и чичас же накажу! – пообещал Чапай и какое-то чувство у него в душе родилось, надо же как к Ленину ходоки ходят… Но чувство оборвал комиссар. Он чегой-то подозревал, глядя на губы пулеметчицы и начдива, целовались ли они, что ли?

-И вора найди, того, кто мою чернильницу спер!

-Непременно! – клятвенно сомкнулись фиолетовые губы Чапая.

 

Все как-то рассосалось. Крестьяне ушли ободренные верой «Он-то уж найдет! Он-то уж накажет!» Фурманова срочно вызвал караульный к складам, там кто-то жутко по-империалистически матерился, потому, как обнаружен взлом. «Вот и разберись, - слышались фиолетовые слова Чапаева у Фурманова в ушах,- вот, и разберусь!» И Фурманов удалился, мозжечком вибрируя: целовались, все-таки, гады!

Петьки все не было и не было. Чапай уж подумал, что попался Петька на взломе складов. Но все сомнения развеяла Анка. Она забежала за кустики, подальше от куста шиповника, но сделать, что намерялось, не смогла…

-Поди, Василь Иваныч, глянь!

В кустиках, куда чаще всего бойцы дивизии справляли нужду, подложив кулаки под щеки, поджав коленки, на боку дремал Петька. На его лице сияла довольная зеленая улыбка. Рядом валялась бронзовая чернильница, где львы облиты зеленкой.

Чапай поднял чернильницу, поболтал в ней пустоту.

-Вот, скука зеленая! – Сквозь зубы процедил начдив, - Подлец! А комиссар, кажется, чернильницу ищет…