ГОД СОБАКИ

ГОД СОБАКИ

 

Дивизия голодала. Уже вторую неделю на постое в заснеженном захудалом хуторе закончились все припасы хуторских крестьян и чапаевцы изрядно похудели на самогоне. Только собаки выли на вьюжную ночную луну, тоже голодные, и к себе красноармейцев близко не подпускали. Наступал 1919 год, как предсказал местный шаман, то ли казах, то ли монгол, а может китаец с именем  Выньсцын, - год козла...

Чапай уже лично вымел под чистую весь свой стратегический запас картошки, превратив ее в варенные мундиры, и теперь практически не мог просчитать стратегию ведения боевых действий дивизии против сытых и наглых беляков. Без наглядности, какой служила картошка, бойцы просто не понимали как скакать, куда скакать, и где в это время должен быть командир.  От этого Чапай нервничал и в животе урчало.

Петька от голодного помутнения в мозгу, да еще плюс самогонка на тощак, от китайского шамана не отходил ни на шаг. Ждал когда тот, изуверец приставиться, и его можно будет сожрать, как чуждого религиозного елемента. 

Но шаман предвидел не только будущий год и его события, он чувствовал гипноэкзорику Петьки и видел натертый до блеску половник Анки, коим она иногда помешивала узвар из еловых веток. Анке было не до пулеметного дела, с голодухи она стала куховарить - занялась своим прямым природным занятием, и блестящим взглядом следила за Петькой, когда же он, кормилец, наконец подаст пупок или хотябы масол для супа...

Шаман исчез в пообеденной дымке голодного дня. Обясняя Петьке, что нынешний год лошади, вывел из конюшни последнего оставшегося белого коня - личную собственность начдива, и ускакал видимо на восток. "Будись ци каслом рогацим, а камансир вас, Ципай, марская каслина!" - крикнул на прощание Выньсцын, Петька только рот разинул. Конь моментально пропал в белой дымке, а Суньвпень, как его называл Петька, растворялся медлеено, как черная точка, шаман, однако!

- Ну и куды ускакал мой белый конь? - Темными глазницами уставился Василь Иваныч на Петьку, который явился, как жертва вурдалака, дабы докладать об упущенном блюде.

- Обманул меня ктаец! - расплакался Петька, - Все про год говорил, лошадь говорил, святой год говорил, лошадь кушать нельзя говорил, в энтот год!

- Говорильню значится устроили! Что будем жрать в энтом году, тоже китаец говорил? - Рявкнул злой чапай, - За коня моего, друга боевого, пристрелил бы я тебя тутачи, а пупок Анке на суп отдал бы! На конине еще недельку продержались бы, а там поменяли бы дислокацию  на более зажиточные селения. Лошадь - это ж цельных 20 пудов мяса могло бы быть, кабы не кости!

- Дык китаец сказал, чтобы лошадь кушать, нужно сначала съесть козу, бизьяну, петуха, собаку, свинью, крысу, быка, тигру, кота, ящерицу и змею...  

Чапай прищурился черными глазницами и стал похож на китайца. Только усы мешали.

- Ну положим, коз, курей с петухами, свиней, крыс с мышами, быков с коровами и котов мы уже здесь сожрали, ящерицы и змеи только летом жрать можно, тигра и бизьяна здеся не водиться! Самый раз коню черед пришел, а ты, болтозвон эдакий, упустил! А может того, тебя, как змею подколодную, или как бизьяну?

- Не что я на бизьяну похож? - Обиделся Петька.

- Че уж там. У комиссара Фурманова друг Дарвин революцию видов придумал, дык ты похож!

- А может Собаку?

- Чего собаку?

- Собак мы ишо не жрали! Не даются, падлы! Суки кусючие!

- Так че ты, подлец, ишо тут стоишь? - Чпапай поправил кобуру, - Шагом марш за провизией! Патроны экономить не будем.

 

 

* * *

В округе как бы бой происходил. Слышались хлопки выстрелов и визг собак. Анка разожгла костры и кипятила в котлах воду для уваристой полхлебки. Отдельно кобелей и отдельно сук варить комиссар Фурманов запретил. Гендерская политика у нас такова - все равны не взирая на возраст и пол! А собака друг человека, потому, что помогает человеку победить белую нечеловеческую сволочь, ценой своей шкуры и мяса! Вот перебьем беляков, тогда памятники собакам поставим, а жрать будем исключительно пармезан и рябчиков.

- Хороша тагды жизня будет! - мечтательно произнесла Анка, и поставила на огонь отдельный чугунок для собачих сердец.

- Энто спецзаказ! - обьяснила она комиссару, - Василь Иваныч изволить стать добрым, отзывчивым, храбрым и верным, как собака! Для того и заказал двадцать одно собачье сердце... 

- Ничего себе, доброты на цельное очко заказал. - Буркнул комиссар, но виду не показал, а приказал: - Мне тогда печень и почки! Самогонка, сука, крепкая здесь...

 

Петька поймал на мушку рябую дворнягу и никак не решался пальнуть из маузера. Двоякие мысли и чувства роились в Петькиной голове. С одной стороны приказ Чапая о заготовках провизии, а с другой предсказания оракула-китайца о будущем смущали.

"Когда наступит год собаки, образуется великая страна еС-Се-Сер, какая наведет страху собачего на весь, так сказать, капиталистический мир и собственных детей не пожалеет. А когда наступит еще один год собаки, взойдет звезда свастическая фюрерная над всей Европой, аж до Урала аппетит собачий забарбаросит, что и Азии мало не покажется, что даже собственный народ не пожалеет, особенно жидов. А когда следующий год собаки придет, образуется всемирная О-О-Н, для безопасности, типа лает, да не кусается. А вот через сто лет наступит год собаки, тагды... тагды...

-Эх, дожить бы! Дык с голодухи не сдрохнуть! - Вздохнул Петька и случайно нажал курок. 

Так и не вспомнил Петька, чего там появится через сто лет. Ухватив покойную дворнягу за хвост, потащил ее к кипящим котлам.

 

Период собачего отстрела в чапаевской дивизии со временем обрастет множеством слухов и легендами. "Порезали мы белых сук, как собак" - напишет в своей книге комиссар.