Детям, школьникам, студентам, родителям, добрым людям
КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ
- Мысли - это зёрна! - сказал Фурманов.
- Голова - это котелок, в котором они варятся! - добавил Чапаев.
- А каша в голове - это Мысленица! - подытожил Петька.
МАСЛЕНИЦА
Не бывало ещё такого, чтоб к Чапаеву кто-либо без стука входил!
А дверь пинком открывать - дерзость неслыханная!.. Но иначе никак:
руки у Петьки были заняты. Ввалившись в кабинет, он с грохотом поставил
на стол фанерный ящик, и отдышавшись, просиял:
- Вот!.. Добыл, Василий Иваныч!
Если б то произошло неделей ране, Чапаев нашёл бы для Петьки слово
благодарности за удачный рейд по деникинским складам! Но ведь ложка дорога
к обеду, а масло - к Масленице! На кой оно теперь? Чучело Гидры сожгли,
а блины и кашу жрали всухомятку!..
Не стал он кричать, где ты шлялся, подлец, а только посмотрел в глаза и спросил:
- Сёдни какое число?
- Так-ить у тебе календарь вона! - осклабился Петька, - 22 февраля!
Но и тут Чапаев сдержался, хотя имел полное право пристрелить за злостный
саботаж! Поэтому, он изо всех сил сосредоточился на товарной наклейке.
Мелкие буквы его не интересовали, а только большие: Мыло Дегтярное…
Сразу зачесалась голова, и мысль соскользнула с Масленицы в мыльницу!
Чапаев подошёл к календарю и бережно оторвал листок: поверх цифры 23
синела химическая надпись: «Баный день!»
Он мог бы сказать: благодарю за службу, а Петька мог бы ответить:
служу трудовому народу, разрешите идти… А не лыбиться. И не чесать загривок!
И не отирать жопой командирский стол!! Не для того он тут поставленный!!!
Петька вовремя перехватил чапаевскую мысль и отскочил от стола, как от
раскалённой плиты, а руки вытянул по швам:
- Разрешите иттить?
- Иди!
- Куда?
- .....!!!
С ЛЁГКИМ ПАРОМ!
- У нас обычай такой: кажный вечер 23 февраля мы с Петькой
ездим в баню! А после бани, значит, он меня на тачанке в штаб отвёз
и сгрузил в спящем виде на диван! И вот, посередь ночи, будит меня,
подлец! Приоткрыл я один глаз, чтоб не удвоилась его похабная личность,
глядь, - а это товарищ Ворошилов! Ну у кого ж ещё такие усы?! Ставит
он бутылку шнапса, давай говорит, за победу! Давай, говорю, Клим Ефремыч!
А ты, говорит, после победы куды пойдёшь? В академию, говорю, пойду!
И я, говорит, в академию пойду! В художескую - сызмальства люблю я
художества разные! Давай, за академию! Давай!.. И так мы с ним посидели
душевно! А утром, ну всё, говорит, мне на службу пора, мы, говорит,
немцы, порядок любим! Немцы?! Вот те раз - так это ж немецкий штаб!!
А я-то думаю, куды это портрет Ильича подевался?! И чего это у товарища
Ворошилова будёновка железная? И почему он по-немецки говорит? Так ты,
говорю, не Клим Ефремыч?! Нет, говорит, я Адольф Алоизыч! Проводил он
меня до наших позиций, а я иду и радуюсь: теперича я немецким овладел,
а для мировой революции языки - наиважнейшее дело! А как дошёл до порога -
отшибло начисто! Ты понимаешь?! Вот спроси меня, чего и как по-немецки -
ничего не пойму и не скажу, ни бэ, ни мэ, ни кукареку, а с виду - ну вылитый
Клим Ефремыч! И штаб точь-в-точь наш, и флаг в углу красный!..
